bigbeast_kd: (10 лет спустя)
Французский ежегодник

Старый сайт французского ежегодника - как и все бывшие сайты narod.ru вначале открывает рекламное окно. Алфавитный каталог материалов старого сайта

Спасибо за наводку http://www.socialcompas.com/ и камраду [livejournal.com profile] wolf_kitses (хотя он меня давно забанил ))) )
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Претензии на трон "по праву крови" имеют свою теневую сторону - главными соперниками при таком подходе оказываются родственники. Просто потому, что "кровь" у них та же.

Главными соперниками Генриха Наваррского оказались не Гизы и не зарубежные государи, а представители дома Бурбонов.

Read more... )

9 мая 1590 года, не дождавшись освобождения, дядя Наваррского умер в тюрьме от камней в почках. Но и после смерти не нашел он покоя. 3 сентября 1594 года тот же Парижский Парламент, что признал кардинала королем, вынес торжественное постановление о незаконности его правления и повелел вычеркнуть его имя из всех зарегистрированных актов и регистров. Первый король из династии Бурбонов перестал существовать и лишь узкий круг крючкотворов, покрытых архивной пылью, спорил, вносить ли его в списки королей.

Жирную точку в споре поставил Карл граф Артуа, принявший при вступлении на престол имя Карла X. Грандиозная церемония в духе Старого Режима должна была символизировать прочность и устойчивость власти Бурбонов. Через шесть лет король бежал из восставшего Парижа. Он отрекся от престола в пользу своего девятилетнего внука и спустя еще 6 лет умер в изгнании, в Австрии.

Царствование Бурбонов началось Карлом X, Карлом X оно и закончилось.

bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
В русской, как и французской, традиции, приглашение на царство иностранного государя считается чем-то постыдным. Так что бедным Петру Федоровичу, Анне Леопольдовне и Анне Иоанновне (она герцогиня Курляндская, кто забыл) достается на орехи. Я уж молчу про бедного Владислава Ваза.

Read more... )
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Паутина династических прав кажется логичной, правильной и не подлежащей пересмотру... до первого порыва ветра.

Схватка за власть всегда содержит элемент "беспредела". Может ли уважать правила человек, желающий их устанавливать? Обычно, все-таки, формального соблюдения правил желают могущественные силы, на которые опирается престол. "Отморозок" рискует оказаться на плахе или скончаться от геморроидальных колик. Другое дело - когда вокруг трона идет активное перетягивание каната. А уж если бушует гражданская война - то карнавальная мишура облетает сама собой. При таком раскладе и козырной туз не играет.

Read more... )

Дом де Гиз разом решился изрядной доли своей силы. Но Шарль герцог Майеннский и герцогиня Монпансье продолжали возглавлять Католическую лигу. Последняя открыто хвасталась тем, что организовала убийство Генриха III. Ну и дура... Потому что после этого все умеренные католики начали переходить на сторону Наваррского. Типа, лучше еретик, чем эти отморозки. В 1591 Шарль де Гиз бежал из заточения и стал во главе Лиги. На Генеральных Штатах 1593 года и Майенн и Шарль де Гиз выдвигали свои кандидатуры на престол. Последний даже сватался к инфанте Изабелле. Все тщетно. Кровавые собаки, приносящие Францию и французов в жертву своему честолюбию, сдались победителю и без каких-либо последствий для себя, любимых, дожили до естественной смерти.

bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
В романах Александра Дюма-отца Генрих Наваррский обречен на французскую корону в силу провиденциальных причин. Мне, как атеисту, не с руки судить о предпочтениях Всевышнего, но в нашем грешном мире Бурбону предстояла ожесточенная борьба.

Начнем с того, что всех обычно больше интересует - кровного родства. Генрих IV действительно прямой потомок Капета. Точнее - короля Людовика IX Святого. Его младший сын, Роберт де Клермон, родившийся в 1256, женился на Беатрисе Бургундской, даме де Бурбон, и стал сеньором де Бурбон. По аналогии с нашими сермяжными Рюриковичами - это примерно родство Шуйских с Иваном Грозным.

генеалогия де Бурбонов.


Read more... )

bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Династический миф восходит своими корнями к привычному нам порядку наследования - от отца к сыну, от того внуку и так далее. Королевские династии Европы воспринимаются нами как нечто прочное, добротное, основательное - "король умер, да здравствует король". На место умершего отца садится его сын, чтобы потом передать престол своему сыну.

Но стоит отдернуть пышный занавес, украшенный гербами, как нашему взору предстанет не основательная дорическая колонна, а шатающиеся, хлипкие, регулярно перестраиваемые строительные леса. Устойчивостью и основательностью могут похвастаться редкие счастливчики. Династия - это удобный ярлык, часть монархического мифа, и в этом можно убедиться на примере хорошо знакомых и вполне стабильных королевств.

30 июня 1559 года будущее династии Валуа казалось вполне обеспеченным. Генриху II было всего 40 лет, а из 5 сыновей, подаренных ему Екатериной Медичи, выжило четверо. Старшая дочь, Елизавета, вышла замуж за Филиппа II Габсбурга, и в честь новобрачной отец устроил рыцарский турнир. Копье графа Монтгомери вошло королю в глаз и вышло из уха. 10 июля королем Франции стал 15-летний Франциск II. Спустя 17 месяцев, 5 декабря 1560, он скончался от невыносимой боли в ухе. Он так и не заделал ребенка Марии Стюарт, и трон перешел к его десятилетнему брату, Карлу IX. В королевстве потихоньку разгорается религиозная война, Варфоломеевская ночь, вместо того, чтобы покончить с гугенотами, развязывает ее новый виток. 30 мая 1574 король умирает от туберкулеза, так и не обзаведясь сыном. Наследник престола, Генрих III, пребывал в Польше в качестве короля. Узнав о смерти брата он бежал 18 июня из Вавеля. Обходными путями он таки добрался к началу сентября домой. А там бушует религиозная война, казна почти всегда пуста, и королевская власть, недавно столь грозная, сводится к постоянному балансированию на канате между мощными, организованными и вооруженными группировками. 10 июня 1584 скончался Франсуа (Франциск) - младший брат и наследник престола. А детей у Генриха так и не было.

1 августа 1589 года кинжал доминиканца Жака Клемана поставил точку в истории династии Валуа. Спустя 30 лет от мужчины средних лет и четырех мальчиков остались лишь могилы. Более того, их наследником становился один из вождей гугенотов, который был потомком французского короля замшелого XIII века.

bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Вторым по ненавистности налогом была Габель. Точнее - габель дю сель - соляная габель. Само название габель применялось для обозначения различных косвенных налогов. Но накал ненависти французов именно к соляной габели был таков, что и тогда и сейчас под этим именем понимают прежде всего и только ее.

Этот налог был введен в качестве постоянного при Филиппе VI и заключался в королевской монополии на соль. Для каждой провинции создавались хранилища, куда каждый производитель был обязан продавать всю соль по фиксированной цене. Попытка продать соль помимо хранилищ приводила к конфискации. Розничные торговцы покупали соль на хранилищах уже по более высокой цене. Разница между ценой покупки и ценой продажи составляла собственно налог.

На практике у короля нет пока инструмента, чтобы торговать солью самому. Поэтому габель отдается на откуп посредническим компаниям, которые вносят в казну необходимую сумму и далее компенсируют свои расходы за счет населения. Компенсируют - слово неудачное. Точнее так - бессовестно грабят население.

Соль нужна людям, соль нужна животным, соль нужна для хранения припасов. Но французы готовы даже обойтись без соли, только кто ж им даст. Француз платящий "великую габель" обязан купить определенное количество соли на каждого члена семьи старше восьми лет. Это называется "соль в горшок и на засолку". Оффисье (чиновники) и организации имеют право на "свободную соль" без уплаты габели. Им даже компенсируется стоимость неиспользуемой соли. Это приводит к тому, что они начинают приторговывать солью на стороне. Тогда корона идет на то. чтобы травить своих уклоняющихся от уплаты подданых - в соль для технических целей добавляют ядовитые вещества.

Габель - абсолютно несправедливый налог. Основную его тяжесть несут области "великой габели" - сердце Франции, где применяется режим принудительной покупки со складов. Области "малой габели" - Дофине, Лангедок, Жеводан, Прованс, Руэрг, Вивьера, - покупают соль со складов, но сколько хотят. Чтобы побудить покупать больше, здесь и налог был вполовину меньше. Область "четверти рассола" - часть Нормандии, где королю отдавали четверть выпаренной соли. Области, выкупившие себе право не платить габель - Овернь, Лимузен, Пуату, Бордо, Сентонж, Ангумуа, Перигор, Керси, Гиень. Области, свободные от уплаты габели (в соответствии с оглашениями о присоединении ко Франции) - Бретань, Нижняя Наварра, Беарн, впоследствии Эно, Фландрия и Артуа.

Так вот, цена соли в одной провинции могла быть в ШЕСТЬДЕСЯТ раз выше, чем в другой. Ладно, такой разрыв мог быть между весьма удаленными областями. Но на границе Мэна (высокая габель) и Бретани (свободна от габели) цена соли разнилась в ДВАДЦАТЬ-ТРИДЦАТЬ раз. На одной стороне - 2-3 ливра, на другой - 55-60 ливров.

Теперь вопрос на засыпку - чтобы вы сделали, живя на такой границе? Правильно, занялись бы контрабандой. Где-то половина населения болот Бретани и жила на эти "двадцать-тридцать процентов". В том числе и знаменитый Жан "Шуан", который во время революции поднимет роялистский мятеж. А ведь контрабандистов соли ("фальшивосольщиков"), попадись они без оружия, ссылали на галеры, а с оружием - так и казнили. Зачем им оружие? Гм, а вы бы на месте откупщиков мирились с потерей таких барышей? Вот и они посылали охотиться на фальшивосольщиков своих контролеров - габелеров. По всему королевству гремела постоянная гражданская война за соль - с убитыми и ранеными.

И все ради чего? В доходах короны габель составляла по современным подсчетам где-то ШЕСТЬ процентов. Сколько же выжала из французов крови, пота и слез шайка купцов-откупщиков и стоявшей за ними знати - не узнает никто и никогда.

Если вы думаете, что это преувеличение, вот вам пара фактов о том, как яростно французы бились против габели. 1542 год - Франциск I пытается ввести общую для всех провинций габель. Восстают Ангумуа, Сентонж и Бордо. Нотабли и губернатор убиты. Восстание полыхает шесть лет, его топят в крови, но Генрих II вынужден дать возможность им раз и навсегда откупиться от габели.

В 1639 году Людовик XIII попытался отменить режим "четверти рассола" на полуострове Котанен. В Нормандии вспыхнуло восстание "босоногих". Кардинал Ришелье дает указание жестоко подавить его, ради устрашения страны. Нормандские города теряют все свои привилегии, но "четверть рассола" сохраняется.

В 1661 году Людовик XIV вводит габель в только что присоединенном Руссильоне - и с 1667 по 1675 здесь полыхает восстание Ангелов, настолько ожесточенное, что Король-Солнце сам пытается сбагрить эти земли Испании. В итоге после кровавого подавления восстания Руссильон получает право самостоятельно определять сумму габели.

В 1675 году в Бретани ввели гербовый сбор. Как только в народе возник необоснованный слух, что планируется распространить на Бретань габель, только слух, полыхнул весь запад Франции. И Бретань тоже - которая через сто двадцать лет будет драться за короля. В требованиях крестьян габель сравнивалась с чумой и смертью.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Королевские финансы при Старом Порядке можно охарактеризовать одним словом - бардак. Короне вечно не хватало средств, денег требовалось все больше и больше, и платить их в основном приходилось простолюдинам. Про королевские налоги можно писать монографии и драмы, но вникать во все их разнообразие большого смысла нет.

Достаточно запомнить два самых ненавистных простым французам слова - Талья и Габель.

Талья для этого времени - главный источник пополнения казны. Лишь к концу правления Короля-Солнца ее доля упадет до 25% поступлений в казну. Пока же она составляет около половины всех доходов. Королевская Талья введена Генральными Штатами 1439 года по принятии решения о сохранении постоянной королевской армии. На ее содержание и вводился новый прямой налог, собираемый с каждой семьи королевства, за исключением дворян и духовенства. Более того, Штаты дали разрешение королю повышать размеры тальи каждый год в соответствии с ростом расходов на оборону.
Это была тяжелая ошибка с их стороны. Корона становилась в большой степени финансово независимой  и могла в принципе обойтись без Штатов.

Поскольку теперь корона была не ограничена фиксированной суммой, она могла сама решать, сколько денег ей нужно. То есть размер тальи изначально устанавливался смотря по тому, сколько предполагается потратить, а не сколько можно собрать. Чтобы определить, сколько же на самом деле можно выжать из добрых французов, королевский казначей, ответственный за свой район - генералитет, осенью инспектировал свой район и информировал корону о его состоянии. Исходя из этих сообщений и планируемых расходов Финансовый Совет Короля ежегодно устанавливал общую сумму тальи и разверстывал ее по генералитетам.

В так называемых "выборных" провинциях (то есть тех, что участвовали в выборе депутатов на Генеральные Штаты) раскладку между финансовыми округами - элекциями, производили казначеи короля. Здесь обычно господствовала подушевая система обложения. Точнее поочаговая - в регистры плательщиков тальи вносилось только имя главы семьи рютюрье (простолюдинов). Сборщик налогов взыскивал с каждого из них по своему усмотрению, судя по внешним признакам достатка и влиятельности. Легко себе представить взяткоемкость такого подхода и возможности произвола, которые он давал.

Провинции "Штатов", то есть как бы независимые государства, связанные с короной личной унией (Бретань, Бургундия, Прованс, Дофине и т.д.), имели свои собственные Штаты - собрания представителей трех сословий. В этих "государствах" сумма налагаемой на их население тальи должна согласовываться с провинциальными Штатами. И уже они сами разложат ее по епархиям и приходам, и сами будут следить за сбором. Здесь обычно талья собирается поземельно, как  налог с недвижимости. Составляется кадастр, в котором переписываются земли, с которых взимается талья, их площадь и стоимость. В этом случае талья взыскивается только с владельцев рютюрной собственности, независимо от происхождения. То есть, дворянин, владеющий облагаемой землей, будет платить талью, а крестьянин, владеющий "благородной" землей, талью за нее не платит.

В обеих случаях сборщики налогов, выбранные из числа прихожан люди, несут ответственность за то, что необходимая сумма будет собрана. В случае недоимки они будут покрывать ее своим имуществом. Если недостача не будет ими выплачена из своего кармана - отправятся в тюрьму. Богатого сборщика оттуда могут вытащить покровители, бедные сборщики так и помирали в тюрьме.

Именно сборщики раскладывали талью по приходам. А собственно сбор суммы с плательщиков конкретного прихода - это внутреннее дело общины. Она связана круговой порукой - сумму, что не собрали, будут доплачивать все. То есть недостаточно заплатить талью за себя - надо платить и за того парня.

Теоретически предполагалось, что казначеи и сборщики смотрят за платежными силами населения и не облагают его непосильным бременем. На практике купивший должность казначей часто ленился проводить инспекцию, или отдавал предпочтение одним районам в ущерб другим. Но хуже всего, конечно, дело обстояло со сборщиками. Они очень часто подделывали документы, откладывая деньги в свой карман, или закрывали глаза на неуплату тальи друзьями и родственниками, перекладывая расходы на остальных.

Пример им в этом, увы, подавала сама корона. Помимо дворян и духовенства освобождение от уплаты тальи стали получать и другие социальные группы - чиновники, военнослужащие, и даже целые города - в том числе и Париж. Более того, освобождение от уплаты тальи получила вся Бретань.

Нет ничего удивительного, что крестьяне начали массово отказываться платить. В 1641 году элекция Лош с 1632 и за последующие годы задолжала более 1 миллиона ливров; к 1643 году генералитет Бурж имел задолженность в 2,25 миллиона ливров за шесть лет; в сентябре 1642 года пять элекций в области Монтобан были должны государству 1 175 073 ливров за 1639—1641 годы. Ситуация ухудшилась из-за сборщиков налогов, которые оправдывали невыполнение своих обязанностей сопротивлением крестьян.

Правительство ответило на неуплату тальи силовыми мерами - движимое имущество и скот должников конфисковывались и распродавались с аукциона. Если неплательщик хотел вернуть их, ему приходилось платить выкуп и возмещать расходы на конфискацию. Чиновники могли ждать несколько лет, а потом просто разграбить деревню подчистую. Туда, где их уже не пускали на порог, входили королевские войска. Они расквартировывались там и не уходили, пока строптивцы не заплатят сполна. Вели они себя при этом как в завоеванной стране, так что в ноябре 1638 года представители общин Гиени умоляли правительство взимать налоги в соответствии со старым обычаем и не использовать войска «из-за разорения и расходов, причиняемых ими народу».

При Ришелье специально предназначенные для помощи финансовым чиновникам войска располагались в большинстве провинций. Это была легкая кавалерия, из которой формировались роты в 50 — 100 человек, каждая под командованием офицеров. Их обязанностью было сопровождать правительственных чиновников в поездках для сбора налогов и расквартировывать войска в неплативших приходах. Их набирали и платили им откупщики, а контролировали местные интенданты. Войскам хорошо платили, чтобы обеспечить их лояльность. Первая рота fusiliers pour les tailles была создана в Ангумуа в мае 1636 года, но вскоре расформирована из-за своих преступлений. Однако между 1640 и 1644 годом множество таких рот были прикомандированы к интендантам. Фискальные войска просуществовали во Франции вплоть до февраля 1877 года.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Такова была тяжелая жизнь крестьянина-землевладельца. Опоры королевства. Прошли лихие времена Бертранов де Борнов. С укреплением королевской власти и освоением античного наследия модно стало воспевать "пейзан". Они, конечно, ниже священников, дворян и чиновников, но почитаются выше рабочих и ремесленников. Разумеется, пасторали говорят только о крестьянине-землевладельце. В реальности их было всего около десяти процентов от списочного состава.

Французские крестьяне дробят свои цензивы между сыновьями. Поэтому рано или поздно наследники цензитария, которым не повезло родиться в многочисленной семье, переходят в разряд "кусочников". Они держали крохотные цензивы в 2-8 гектар, которые не могли их прокормить. Поэтому кусочник арендовал землю у господина и тем существовал. Дабы не уронить своего достоинства, кусочник никогда не работал по найму, исключительно в порядке взаимопомощи. К этим бедолагам относились терпимо и в течение одного-двух поколений они сохраняли высокий ранг. Но верно и обратное - выходец из кусочников, разбогатев, не мог быть сразу принят обществом в качестве "землепашца". Ему приходилось долго дожидаться признания.

Крестьяне, потерявшие землю, вынуждены были арендовать ее у землевладельца. Благо господская запашка составляла только 10-15% площади пашни, а все остальное для того и предназначалось. Теоретически сеньор мог установить любой срок аренды, хоть в один год, но для Старого Порядка это было слишком эпатажно. Обычно все-таки преобладала долгосрочная аренда - на десять лет, пожизненно, или даже на несколько поколений. Арендатор, в отличие от цензитария, расплачивается с сеньором долей урожая - шестой, четвертой, третьей. К концу века появится испольщина - взимание половины урожая, широко распространившееся в 18 веке. Испольщина, все же, характерна для крупных арендаторов. Тем не менее, арендатор находился в гораздо более тяжелом положении, чем цензитарий. С него в итоге взимали до двух третей урожая. Разбогатевшие арендаторы постепенно сливались с цензитариями в общую касту "землепашцев".

Тому же, кто не мог получить землю в аренду, приходилось становиться поденщиком - низшим элементом в глазах общества. Парадоксально, но материальное положение его при этом могло даже улучшиться. В отличие от Англии и Испании поденщик здесь не синоним голытьбы. у него, как правило, есть дом, садик, хлев. Большую часть оплаты он получает натурой, время от времени - несколько грошей в день. Зимой он живет в долг или в счет аванса. Поденщики составляют не менее половины крестьянского населения. Среди них могут встречаться весьма богатые личности, занимающиеся выращиванием скота или ремеслом.

Отдельная категория - это держатели упомянутых ранее земель, сохранивших статус со времен крепостничества. Хотя держатели этой земли и сохраняли статус крепостных - сервов, они были лично свободными людьми. Они не могли передавать свою землю по наследству, но обычно сеньор и так передавал ее наследнику держателя. Зато с серважа брался раз и навсегда фиксированный ценз.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
А теперь как вы думаете, ел ли Жан-Простак хоть из этой скудной пшенички, так самоотверженно выращенной, румяный белый хлебушек? Если да, то можно только поаплодировать вашему оптимизму. Белый хлеб по карману лишь богачам. Крестьянин ест его только на большой праздник. А так, лучшее, на что он может рассчитывать, - хлеб из смеси пшеничной и ржаной муки. Каждый день и его может позволить очень богатый крестьянин, кулак. Середнякам можно постоянно есть ржаной хлеб, а беднота вынуждена перемалывать ячмень, овес, гречиху, каштаны. Разумеется, хлеб бедноты содержал множество отрубей и обсевок. Кроме хлеба, зерно шло на каши – просяную, ячменную, овсяную, гречневую, в сочетаниях между собой и с заправками.

Так куда же уходила пшеница? Во-первых, на продажу. Для уплаты налогов. Подробно о налогах стоит поговорить отдельно, но что в них было общим – все они выплачивались звонкой монетой. Поскольку пшеница стоила дороже остальных злаков, ее и продавали в первую очередь. Заметим, что налоговое обременение до Тридцатилетней войны было еще сравнительно легким. Дальше будет хуже.

Чтобы понять, на что же еще крестьянин вынужден расходовать пшеницу, разберемся с социальным и экономическим положением деревни. Крестьянин здесь давно уже лично свободен, и единственное, что напоминает о крепостничестве – земли, подлежащие праву мертвой руки, - переходящие сеньору после смерти владельца. Дворяне раньше распродали большую часть своих доменов. Часть из них скупили горожане, часть – крестьяне. В XVI веке крестьянские владения охватили намного более половины пашни. Теперь же началось контрнаступление сеньоров – как старых, так и нуворишей. Они постоянно и неотступно отбирают свою землю назад, так что скоро в крестьянской собственности останется только 35-40%.

Самое главное – что понимается под собственностью крестьянина на землю. Крайне редко действительное владение землей в полном смысле слова. Такие аллоды составляют скорее юридический казус и их общий размер где-то 1-3% пашни. Под правом собственности крестьянина на землю подразумевается в первую очередь право передавать ее по наследству. Юридически такая пашня оформляется как цензива. Цензива обычно свободна – то есть допускает продажу ее крестьянином другому владельцу, с выплатой последним кругленькой суммы сеньору. Но главное не продажа – главное, что сеньор не может отобрать цензиву у крестьянина и отдать кому-то еще, кроме его наследника.

За то, что крестьянин ею пользуется, он обязан ежегодно выплачивать господину фиксированную сумму – ценз. Сеньор не может увеличивать размер цензивы. Единственное, на что он имеет право – увеличивать сумму, которую ему выплатит наследник при вступлении в права владения. А потом тот будет платить все тот же ценз, что платили его предки в XVI, XV, XIV веке. Задачка для третьего класса – если ценз остается неизменным, а цены стремительно выросли, что происходит с дворянами? Они разоряются. Попытки повысить ценз (сверхцензы) неизменно проваливаются – визгу (восстаний) много, а шерсти (денег) – чуть.

Именно поэтому дворяне ведут ожесточенный бой за возвращение себе земель, цензивой не являвшихся. Именно поэтому они возвращают к жизни давно забытые, засыпанные пылью веков феодальные права. Да, сеньориальные поборы во Франции – это не пережитки прошлого, как принято думать. Это последствия развития капитализма, как и второе издание крепостного права в Восточной Европе.

Самый тяжелый из этой плеяды феодальных «зомби», шампар – наследник прежнего сеньориального оброка. Это натуральный оброк, пропорциональный размеру урожая. Размер его мог колебаться от каждого шестого снопа до каждого шестнадцатого, в среднем составляя каждый восьмой или девятый сноп. В отличие от налогов, все, что сеньор не смог взыскать, для него пропадало. Задолженность по уплате шампара не предусматривается. Поэтому многие феодалы предпочитают его монетизировать – шампар обращают в добавочный ценз, за меньшую сумму, зато сразу деньги и с правом взыскивать долги. Те из землевладельцев, что поухватистей, или, наоборот, консервативней, сохранят шампар до Революции.

Приоритетными из сеньориальных прав были права случая - экстраординарные доходы, получаемые при наступлении некоторого события. Например, при продаже цензивы. Чаще всего следовало уплатить двенадцатую часть стоимости земли. Но кое-где, как в Сенсе, Бордо или Периге, речь шла о шестой или пятой доле суммы сделки. Конечно, при таком поборе мало кто согласится ее купить, поэтому сеньор «отказывался» от своего права за четверть или половину «сбора с продажи». В случае смерти феодала или цензитария взималась «подать с головы». Как правило, она составляла сумму удвоенных годовых платежей, но вообще можно было выбрать взыскание всех плодов цензивы за год или три года.

Наконец, это баналитеты – сеньориальные монополии. Крестьяне обязаны пользоваться только мельницей господина, только его печью для хлеба, только его виноградным прессом. За их использование требуется отдать часть полученного продукта или заплатить деньги. Нарушение баналитета карается штрафом или конфискацией. Кроме того, баналитетом могли быть бык и кабан. В этом случае крестьяне обязаны использовать для случки производителя своего господина. Баналитет на продажу вина запрещал в течение от 30 до 40 дней после сбора урожая кому-то еще кроме сеньора продавать вино в его владениях. И везде требовалось что-то отдать.

Наконец, крестьянин платит сеньору за правосудие. Ну и еще, иногда, за избавление от права выказывать почести, полагающиеся сеньору, порой совсем дикие и бессмысленные. Церковная же десятина, несмотря на угрожающее название, в реальности сводилась к 2-4 процентам.
Сколько в сумме вытаскивали из крестьянина-собственника? Сказать сложно. Исследователи, произведя скрупулезный расчет по задокументированным цифрам, получили, что где-то половину выращенного им. В реальности же – бог весть, в документы попадало далеко не все и не всегда.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Возделываемая земля – синоним пашни. Она занимает 85-95% процентов всех угодий. Хлеб – всему голова. При его выращивании применяется все тот же трехпольный (яровые, озимые, пар) или более древний двупольный севооборот. На засушливом юге и в Нормандии в общем предпочитают двуполье на севере – трехполье. Но это примерно. Двуполье легко можно встретить на Севере, а трехполье – на Юге, и уж конечно они причудливо переплетаются близ границы между ними. То есть из той трети-половины земель, что вообще обрабатываются, еще от трети до половины каждый год простаивают без пользы. И вот с такого мизера кормится все это великолепие, по которому любят вздухать духовно богатые девы и юноши.

Для вспашки применяется плуг с отвалом, который тащат четыре, шесть, восемь быков. В основном – быков. На худой конец – мулов. Лошадь на пашне еще редкий гость и теоретики-новаторы спорят, есть ли у нее преимущества перед быком. Вспахать землю сохой – это уже нечто из древней истории. Да с этим обычный крестьянин и не справится. С внедрением плуга обрабатываются преимущественно тяжелые земли. которые сохой не расковырять.

В структуре посевов главное место принадлежит злакам – около 80%. Половина отводится пшенице и ржи, другая половина – ячменю, овсу, гречихе, просу. Гречиху тогда считали злаком, «черной пшеницей». Для бедняков Нормандии и Бретани она была спасением – ее высевали после уборки пшеницы и она успевала созреть до зимы. Еще один спаситель – каштан. Бедняки делали из него муку, спасавшую их от голода – картофель останется ботанической экзотикой до самой Революции. Когда же дело доходило до желудей, это означало страшный голод. Необходимое дополнение любой злаковой диеты – бобовые. Горох, чечевица, бобы, нут были также важны, как зерно.

Но основными кормильцами людей и лошадей оставались пшеница и овес. Пшеница высевается на унавоженный и перепаханный пар, овес высевается туда, где была пшеница, а овсяное поле уходит под пар. Как легко увидеть, пшеница – главная. Поле предназначенное для нее перепахивается три, четыре, пять раз, и весь навоз предназначен для него. За его внесением тщательно следят, количество навоза и право инспекции – важный пункт соглашения между землевладельцем и арендатором. Образуется порочный круг - подавляющее превосходство пашни и пар не дают держать много скота. А мало скота дает мало навоза. Мало навоза – низкий урожай. Низкий урожай – все поля уходят под зерновые.
Круг замкнулся – из века в век французский крестьянин выбивается из сил ради очень низких урожаев.

В XII-XIII веках, в момент внедрения системы, она давала урожай сам-три. В XVI веке – сам-четыре или сам-пять. Это очень хороший показатель. Больше только в Англии – сам-шесть, да на постоянно подпитываемых осадочными породами равнинах Нидерландов – сам-одиннадцать – сам-семнадцать. Чтобы было понятней, скажем так. Урожай сам-пять – сам-шесть означал где-то 6 центнеров с гектара. Да, здесь нет ошибки. Теперь становится понятно, почему крестьянин всегда жил на грани голода?

Пытливый читатель спросит – так откуда же брались бесчисленные тягловые животные и мясо для крупных городов. Естественно, оттуда, где пшеница почти не росла. Горы, побережья, болотистые зоны. Там почти нет зерна, зато много травы. Мало людей, но много скота. Отсюда же на каждую жатву устремляется поток сезонных рабочих, без которого крестьяне хлебных областей не справятся с уборкой. Сложность системы позволяет ей устойчиво существовать и легко воспроизводиться после самых сокрушительных катастроф. Лес, пашня, пустошь – здесь нет ничего лишнего. Эта система все время живет на грани голодной смерти, и не может от нее отойти, но сама по себе она постоянно воспроизводится.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Мы привыкли к прогрессу. Мы так привыкли к нему, что не можем представить мир, где прогресса не было. Мы смотрим на дворцы и соборы, новые платья и блюда, научные и географические открытия, новшества в экономике и политике, новое оружие и новые идеи. И не видим огромный, колоссальный океан повседневной жизни большинства европейцев, для которого все это – рябь на поверхности. Крестьянский мир, абсолютное большинство населения Франции, работал и жил точно так же как в 15 и 16 веке. Теми же орудиями, по тем же технологиям, в тех же домах, тех же костюмах, с теми же блюдами. Изменения, которые вскоре перевернут этот мир, только начинаются. Они идут медленно, очень медленно. На протяжении целой человеческой жизни их почти не уловить.

Итак, Франция того времени – страна крестьянская. 80% ее населения заняты монотонным, изнуряющим, повторяющимся год за годом на протяжении полутысячи лет трудом. Их техника и технология восходят к XII веку. И то не у всех. Плато Верхней Бургундии и Бретань живут куда более древней технологией. Они, так сказать, остались на уровне Темных Веков. Как и Восточная Европа. Это надо помнить – французское сельское хозяйство, несмотря на свою древность, все-таки хозяйство передовое.

Оно в состоянии обеспечить плотность населения 40 человек на квадратный километр. Это в восемь раз плотнее Восточной Европы. Но большинство земель по-прежнему не обрабатывается. В Провансе окультурена только треть земли, вокруг Парижа - около половины. Лес был неотъемлемой частью тогдашнего хозяйства. Во-первых, как источник дров. Уголь сравняется с дровами в каминах парижан лишь в 1840 году. А пока тепло означает дрова. Как короли, аббаты и сеньоры ни пытаются защитить лес, с 16 века простонародье ведет на него нескончаемый натиск. С точки зрения крестьян, их законная добыча – все деревья, кроме тех, что дают плоды – дуба, бука и каштана. Из леса тащат все – жерди, кору, упавшие деревья, валежник.

Другое направление крестьянского натиска на лес – право выпаса и выгона. Луга дороги, они стоят дороже пашни. Их мало, и скотина пасется в лесу. Шампояж –свободный выпас дает крестьянину право пасти скотину на парах весь год, на полях – после уборки урожая. Этого мало, и выпас идет везде – на болотах, в кустарниках, в ландах – приморских песках и болотах. Но главное – в лесу. Свиньи имеют право пастись там после созревания желудей – в октябре и ноябре. Овцам и козам путь в лес по закону был закрыт. Лошадей к этому времени уже предпочитали пости на открытом пространстве и табуны в лесах – достояние в основном Бретани и Пуату. Зато быки и коровы паслись в чаще повсеместно.
В лесу же идет сенокос и собирают фрукты. Искусственные луга появятся лишь в следующем веке, а домашние яблоневые сады пока слишком малы. Сад в это время предназначен для груш. Наконец, в лесу живут пчелы – а сахар из Вест-Индии начнет поступать на стол горожан Франции лишь с середины 18 века. Лес обеспечивал жизнь, без него Европа стала бы пустыней.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Герцогство Бургундия, как и герцогство Аквитания, берет свое начало в варварском королевстве. Пришедшие в долину Роны бургунды получили от Империи федус - договор "гостеприимства" и стали федератами - официальными союзниками Рима. Именно история королевского рода Бургундии, причудливо переработанная исторической памятью германцев, легла в основу знаменитой песни о Нибелунгах.

В начале VI века наследники Хлодвига завоевали королевство Бургундия и присоединили его к владениям франков.

Лежащая на отшибе Аквитания довольно быстро восстановила суверенитет во время последующих междоусобиц, а Бургундия находилась на расстоянии вытянутой руки. Поэтому там во время разделов и переделов всегда сидели короли-Меровинги. С концом их дома было упразднено и королевство Бургундия. С разделом империи между внуками Карла Великого бургундские земли оказались разрезаны надвое. Большая их часть отошла в королевство Лотаря, а территория, доставшаяся Карлу Лысому, и стала впоследствии Герцогством Бургундия.

Герцогство Бургундия охватывало территорию между Соной и Луарой, к югу от Труа и к северу от Лиона. Оно включало в себя диоцезы епископов Отёна, Шалона-сюр-Сон, Лангра, Макона (все в пределах архиепископства Лион), Осера и Невера (в пределах архиепископства Сенс). Епархии Сенса и Труа, ранее считавшиеся частью Бургундии, были в 12-м веке признаны частью графства Шампань. Все эти территории лежали в Западно-франкском Королевстве, созданном в соответствии с Верденским Договором 843, и были навсегда отделены от соседнего графства Бургундия, которое было частью Королевства Лотарингия, и, вследствие этого, - субъектом имперской юрисдикции. Столицей герцогства Бургундского был Дижон, герцоги также держали титул графов Отён.

Если не считать изолированной цитаты девятого века с титулом герцога Бургундского, которая не была подтверждена, первым зарегистрированным правителем территории, которая впоследствии превратилась в герцогство Бургундия, был Ричард, брат короля Прованса и Бургундии Бозона. Он установил свою столицу в Отёне и был титулован как Граф Оксерский (Comte d'Auxerre) в 886 году. В течение последующих лет ему были переданы другие бургундские графства, за исключением Макона. Хотя его власть над регионом, кажется, была неоспорима, мы не можем считать его с достаточной вероятностью основателем единого "герцогство Бургундия", но сюзереном различных графств, в которых от случая к случаю он упоминается с титулом "герцог". Ричард называется в первоисточниках титулами "граф", "маркиз" и "герцог" . Стратегическая важность области подтверждается тем, что сын Ричарда Рауль был выбран королем Франции в 923.

После смерти герцога Гизельберта (Жильбера) в 956, герцогство Бургундия перешло к дому Капетингов, за которым оно оставалось до пресечения по мужской линии старшей герцогской ветви в 1361 году. При герцоге Роберте I, утвержденном в качестве герцога его братом Королем Франции Генрихом I в 1032 году, герцогство превратилось в мощное независимое государство, отделившееся от королевства Франция. До правления королей Франции Людовика VII и Филиппа II герцоги не давали вассальной присяги французским королям на регулярной основе.

Ранние герцоги Бургундии были тесно связаны с бенедиктинским аббатством Клюни, основанным в 910 г. вблизи Макона, как можно увидеть из многочисленных пожертвований членов рода на протяжении многих лет. В середине 11-го века монахи Клюни расширили свою экспансию на Пиренейский полуостров: король Кастилии и Леона Альфонс VI получил Клюнийский устав для своего первого монашеского дома в Кастилии в Сан-Исидро де Дуэньяс 29 мая 1073 года, и удвоил ежегодные выплаты ценза Клюни в 1077 году.
Бургундские герцоги следуют в фарватере монахов, и борются против мавров в испанских крестовых походах. Они породнились с Кастильским королевским домом, что имело долгосрочные последствия для политического развития Пиренейского полуострова. Констанция, дочь герцога Роберта I, вышла замуж за короля Альфонса VI и родила королеву Кастилии Урраку, которая позже вышла замуж за Раймонда де Бургонь-Конте и была предком всех последующих кастильских монархов. Генрих (Анри), младший брат герцогов Гуго I и Эда I, женился на внебрачной дочери короля Альфонса VI, и был утвержден своим тестем графом Португалии, его потомки создали королевство Португалия, которым они правили до начала 20-го века. Один из младших сыновей герцога Роберта I, после битв в Пиренейских войнах искал счастья в Сицилии. Он был назначен регентом при малолетнем графе Роджере, и женился на одной из сестер графа, но всякие мечты о бургундском господстве на Сицилии закончились внезапно, когда он был отравлен своей тещей.


После этого многообещающего выхода на арену европейской политики в конце 11-го века, герцогство Бургундия, похоже, остается в состоянии застоя на протяжении 12 и 13 веков. Предположительно, это связано отчасти с личностями его правителей, хотя сохранившиеся источники мало что дают для суждения о личных качествах герцогов. Территориальная ограниченность также должна была сыграть свою роль. Бургундская экспансия на восток была заблокирована границей с Священной Римской империей, на северо-запад - французскими монархами из династии Капетингов, а на юго-запад - герцогством Аквитания, которое перешло в английские руки в середине 12-го века. Следует также сказать, что бургундские герцоги редко в полной мере использовали возможности, предоставляемые династическими браками, в отличие от герцогов Аквитании, которые выдвинули себя на первый план после брака сестры герцога Гийома VII с будущим императором Генрихом III в 1043 году.

Большинство бургундских брачных союзов 12-го и 13-го века были заключены с местной бургундской знатью высшего уровня, или с родами соседних стран или герцогств, такие как Шампань и Лотарингия. Ярким исключением был брак сестры герцога Эда II с королем Сицилии Роджером II, но он закончился преждевременной смертью молодой во время родов. Одной из причин замкнутого горизонта брачной политики герцогов, возможно, была необходимость поддержания внутреннего контроля над мощной местной бургундской знатью. Взгляд на нобилитет Бургундского герцогства дает значительное количество местных дворянских родов, которые достигли известности, в том числе графы Шалона, Макона, Невера и Тоннерра, и сеньоры де Боже, Семюр, Сален, Туси и Вержи. Примером одного из этих, кажущихся непонятными браков является тот, что герцог Эд III в 1199 году заключил с наследницей Вержи. По-видимому он был продиктован необходимостью срочно приобрести контроль над крепостью Вержи к югу от Дижона, безуспешно осаждавшейся в 1180 году отцом герцога. Короли Франции из дома Капетингов также приобрели территориальные притязания в герцогстве Бургундия, когда графиня Аликс де Макон, дочь Жерара II графа де Макон, продала графства Макон и Вьенн королю Франции после смерти мужа в 1239 году, подрывая власть бургундских герцогов.


После смерти герцога Филиппа I в 1361 году герцогство Бургундия было унаследовано королем Франции Иоанном II, который был ближайшим наследником мужского пола. В 1363 король Иоанн сделал сво​​его сына Филиппа II герцогом Бургундским, первым герцогом из дома Валуа. Его правление свидетельствовало о грандиозном повороте в судьбе территории, сопровождающемся расширением политического влияния герцога на север, которое явилось следствием его брака с наследницей Фландрии. Пожиная плоды целого века династических браков, к моменту своей смерти герцог Филипп был через жену правителем Фландрии, Артуа, Невера, и графства Бургундия, а через несколько недель после смерти Филиппа его вдова также унаследовала герцогства Брабант и Лимбург. Графства Эно, Голландии, Фрисландии и Зеландии добавились в 1433 году, а герцогство Гельдерн в 1472 году.

При следующем династическом повороте все бургундские территории в Нидерландах были переданы дому Габсбургов в результате вступления в брак Марии, дочери и наследницы последнего герцог Бургундии из рода Валуа, и эрцгерцога Максимилиана в 1477 году. Сама Бургундия ыла включена в состав земель французской короны.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Вначале он немного позанимался устройством театра Ришелье, затем его хотели послать на мирный конгресс. Потом послали к Аррасу. Но первая серьезная работа ждала Мазарини в знакомой как свои пять пальцев Савойе. В сентябре 1640 он был послан туда, чтобы привести дела герцогства в порядок. Хотя эта работа нравилась новому агенту Ришелье, он сильно нервничал в эти девять месяцев.

Ришелье и король были больны, и находиться далеко от двора было опасно для будущего. Поэтому в мае 1641 Джулио решил, что герцогине Кристине ничто больше не угрожает, и отправился в Париж. К осени его опять начали готовить в послы мира. Урбан VIII решил, что кардинальская шляпа будет в этом деле хорошим подспорьем. 30 декабря 1641 года Джулио узнал, что он отныне кардинал Мазарини. И, естественно, поспешил первым делом поблагодарить короля. Ну и похвастаться перед двором, само собой. Увы, он невольно обманул своего святейшего благодетеля. Людовик вовсе не рвался заключить мир, совсем наоборот. Он выехал к армии и Джулио должен был сопровождать его. В пути, в Валансе, они и встретились с папским камергером. 26 февраля 1642 года Луи взял алую биретту (четырехугольная шапка с гребнями наверху и помпоном посередине) из его рук в церкви Сен-Аполлинар и возложил ее на голову Мазарини. Вот с этого момента он и приобрел то звание, под которым навечно останется в истории.

Кардинальский сан поставил нашего героя перед трудным выбором. С одной стороны, теперь он мог добраться до близкого Марселя, и сесть на корабль, плывущий в Рим. Там его ждали высокое положение, недавно купленный дворец Бентиволио, семья и уже больная мать. Всего лишь несколько дней – и он до конца дней может наслаждаться жизнью в мире, покое, богатстве и почете. От куриальных интриг его бы прикрывала французская корона, а от французских схваток за власть – папская тиара. С другой стороны, даже недолгий визит в Рим мог навсегда лишить его шанса занять место Ришелье. Первый Министр был откровенно плох, и мог умереть в любую секунду. На одной чаше весов лежали высшая власть и возможное падение, на другой – покой и золотая клетка. Мазарини решил остаться с Ришелье.

Именно в этот момент его судьба решилась окончательно. Перед самой смертью тяжелобольной кардинал был в последний раз атакован высшей знатью. Они не дотерпели буквально нескольких месяцев. Заменить Ришелье должен был фаворит короля - Анри Д'Эффиа, маркиз де Сен-Мар. Его друг, Франсуа-Огюст де Ту получил от королевы Анны кипу чистых, подписанных королем бланков. Но Австрийская играла на обе стороны. Видимо, именно она передала Ришелье копию соглашения, заключенного заговорщиками с Испанией. Сен-Мар, де Ту и Анри де Ла Тур Д’Овернь герцог де Буйон, старший брат Тюренна, были вписаны в королевские ордера на арест. Мазарини должен был отправиться к Буйону и убедить его разоружиться перед короной. Задание было смертельно опасным, поскольку Буйон, как гугенот не питал никакого пиетета перед саном кардинала, а будучи имперским князем мог в любой момент открыто перейти на сторону Испании вместе с управляемым им Седаном.
Мазарини светски разъяснил Буйону, что произошло, видимо, небольшое недоразумение. Видимо, брат победоносного Тюренна немножко запутался в статусах и границах своих обширных владений. И если он чистосердечно расскажет, как именно злодей и изменник Сен-Мар сотрудничал с врагами Франции, то ордер на арест будет аннулирован. Нет, Седан будет конфискован короной, чтобы не вводить герцога во искушение. Вот он лично, Мазарини, его и конфискует. На том и порешили. Смертный приговор Сен-Мару был фактически подписан.

Но если заговорщики и не смогли убить кардинала ножом, они убили его стрессом. Вместо того, чтобы отдыхать, Ришелье развил бурную деятельность. Он спал урывками, постоянно работал, и организм мстил гноящимися язвами, покрывшими тело, параличом правой руки, страшными головными болями. Мазарини все время работал бок о бок с Ришелье, наблюдая весь процесс управления и выполняя щекотливые и конфиденциальные поручения Первого Министра. 23 мая он засвидетельствовал большое завещание Ришелье. Но в окончательную фазу операция «Преемник» вступила в середине октября, когда Мазарини вернулся из своей миссии по конфискации Седана. Сразу же ему была поручена подготовка условий мира, работа, которую Ришелье никому не доверил бы. В это же время он дарит Мазарини аббатство Корби с годовым доходом в 50000 ливров. Преемнику Первого Министра нужно было не много, а чертовски много денег. Окончательным доказательством того, что Ришелье определился с выбором, служит его письмо от 18 ноября герцогине д’Эгийон, племяннице, той самой с кем кардинал «ел бульон». В нем Мазарини прямо именуется первым министром, и говорится, что наследовать Ришелье может только один человек, и тот – иностранец.

Но решающее слово принадлежало, конечно, Луи. Ришелье был достаточно умен, чтобы понимать – надави он на короля, и его преемник рано или поздно слетит. Поэтому он просто всячески нахваливал королю Мазарини и просил оставить всех министров на их постах. Разумеется, в этом случае они лишались шанса стать его преемниками. В любом случае, было уже слишком поздно. 4 декабря великий кардинал покинул этот бренный мир. Король не стал торопиться с назначением преемника. Мазарини было приказано пока исполнять обязанности первого министра. Что конкретно задумывал сделать Людовик, так и осталось тайной. В феврале 1643 уже самого короля скрутил давний туберкулез. Вопрос выбора первого министра потерял актуальность. На первый план вышла проблема регентства. Кандидатов была два, и ни одному Людовик не верил – ни своему брату Гастону Орлеанскому, ни Анне Австрийской. В конце концов, чтобы не нарушать традиций, регентом стала королева. Но Луи обложил ее со всех сторон. Главой семьи был назначен принц Конде, генерал-лейтенантом королевства – Гастон. Все трое должны были принимать решения только с одобрения королевского совета. Мазарини был назначен его главой. Все приходы Франции отныне переходили под его руку, и ни на одну должность королева не могла никого назначить без его согласия. Король был достаточно умен, чтобы понимать – после его смерти отстранить нового главу совета будет очень легко. Поэтому следующий ход поставил Мазарини в совершенно особое положение – он стал крестным отцом принца Людовика. Тем самым на него возлагалась обязанность заменить новому королю отца.

14 мая 1643 года король умер. Новым королем стал Людовик XIV, четырехлетний мальчик. Само собой, что вся тщательно выстроенная его отцом система сдержек и противовесов тут же обрушилась, подобно карточному домику. 18 мая Парламент Парижа, зарегистрировавший королевское завещание, единогласно проголосовал за то, чтобы исправить его. Анна получила полномочия свободно назначать и смещать министров, а также принимать решения сама, без их согласия. Но это формально, а фактически ей надо было на кого-то опереться в борьбе за власть. И кто же лучше подходил на эту роль, как не Мазарини. Возможно, многие считали, что королева первым делом избавится от него. Но вечером того же дня она объявила, что Мазарини остается в совете с рангом министра, и является его главой, когда принцы Конде и Орлеанский будут отсутствовать.

Фактически кардинал Джулио Мазарини стал Первым Министром Франции. Ему предстояло возглавлять государство долгих семнадцать лет, провести королевскую власть между Сциллой и Харибдой, выдержать войну внешнюю и гражданскую, и окончательно превратить государство в абсолютную монархию.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Ришелье доверил абсолютно постороннему дипломату, чью сторону можно было подозревать в происпанской политике, обсудить каждый пункт мирного договора с испанским губернатором Милана. Папа остался очень доволен и много хвалил Мазарини. С этого момента покровителями Джулио становятся кардиналы Франческо и Антонио Барберини – племянники Урбана VIII. Видимо, именно благодаря им наш герой приучился разбираться в искусстве. Это было тем более полезно, что Мазарини постоянно слал подарки французским министрам. И если Сервьену и Шавиньи можно было отправлять духи и перчатки, то самому Ришелье – только произведения искусства.

Следующий раз Мазарини появился в Париже через год и всего только на шесть недель. Его задачей было попытаться склонить Францию к союзу с новым герцогом Савойи. Увы, Ришелье не собирался рисковать ради этого своими швейцарскими союзниками. Этот короткий визит ознаменовался двумя символическими событиями в жизни Мазарини. Во-первых, нунций в Париже Бики выстриг ему на голове тонзуру, так чтобы сохранить роскошные локоны. Тем самым Джулио стал как бы священником. Во-вторых, он познакомился с Анной Австрийской, своей будущей соратницей, и если и не любовницей, то сердечной подругой. Ни первое, ни второе событие никак не помешали ему забавляться с прелестными француженками и итальянками.

Зато теперь он получил к статусу каноника титул апостольского (то есть папского) протонотария – одного из высших папских канцелярских чиновников. Отныне он носил фиолетовую рясу и к нему было положено обращаться «монсеньор». Ну и разумеется, отныне он мог полностью содержать свою обширную семью и личный штат персонала.

О семье Мазарини никогда не забывал. Поскольку его младший брат и одна из сестер подались в монахи, главной задачей Джулио стало обеспечение выгодных партий сестрам. В июле 1634 Маргарита вышла замуж за Джеронимо Мартеноцци, молодого вдовца, сына главного мажордома кардинала Антонио в палаццо Барберини, там же несколько недель спустя сочетались браком Джиролама и Лоренцо Манчини, ее кузен из более знатного рода. В августе Мазарини дал за сестрами приданое в размере 40000 ливров каждой, деньги дал лично Урбан VIII.

Основную часть времени Джулио проводил либо в палаццо (дворце) Барберини, либо на вилле Антонио в Банье, близ Витербо. Кардиналы Барберини конкурировали между собой, а их высокопоставленный дядя всячески поощрял их соперничество, делавшее племянников очень послушными. Мазарини, убедившись, что Антонио не блещет честолюбием, окончательно сделал ставку на Францию. Он убедил того, чтобы меньше просить средств у дяди, брать деньги от Ришелье в обмен на отстаивание французских интересов в Курии. Изящество комбинации заключалось в том, что Антонио был все рано обязан этим заниматься по долгу службы, в качестве легата Авиньона. То есть, обвинить его в отстаивании французских интересов – все равно, что сказать, что он хорошо справляется со своими обязанностями.

В конце концов хлопоты Ришелье увенчались успехом – в августе 1634 года Урбан VIII, оставив должность нунция в Париже за Бики, даровал Мазарини статус внеочередного нунция, и отправил в Париж. В роскошном экипаже, запряженном шестеркой мулов, везя с собой подарки кардинала Антонио кардиналу Ришелье – четыре картины Тициана, одну – де Кортона и множество сундуков с парфюмерией и безделушками. По прибытии в конце ноября к месту службы его встретил торжественный эскорт из ста карет. Подобная пышность должна была показать Мазарини, что Франция на его стороне. Увы, это не означало. что она на стороне привезенных им папских предложений.

Ришелье с места в карьер дал понять, что поражение шведов при Нердлингене ставит Францию на порог вступления в Тридцатилетнюю войну. Тем самым на грани провала оказывалась одна из трех важнейших целей. Второй целью было признать законность брака Гастона Орлеанского с Маргаритой Лотарингской. Третьей – вернуть Лотарингию ее брату Карлу. Франция объявила войну Испании 26 мая 1635 года, и учившийся у Ришелье искусству управления Мазарини оказался в подвешенном положении.

В марте 1636 Франческо Барберини, заподозривший, наконец, неладное, приказал ему выехать из Парижа в Авиньон. Это был гром среди ясного неба. Мазарини впал в глубочайшую депрессию. В то время как во Франции бушевали политические бури он должен был мирно сидеть в захолустье без дела, ожидая непонятно чего. К счастью, о нем не забыл кардинал Антонио. В ноябре 1636 он отозвал своего клиента в Рим. Через месяц, добравшись до патрона, Мазарини бросился к нему в ноги, несмотря на ранний час. К чести Джулио, он хорошо запомнил, кто помогал ему в трудную минуту. Он не оставит Антонио, когда тот сам попадет в опалу и вынужден будет бежать. Но и Франческо он приютит, и не станет ему мстить.

А пока единственной надеждой Мазарини была Франция. Там прекрасно понимали, что больше им при папском дворе надеяться не на кого. Бедолага вынужден был вертеться ужом, пытаясь хоть как-то отстоять интересы Франции перед лицом могучей происпанской партии. Чем дальше, тем больше он отходил от идеи мира и становился противником Испании. Беличье колесо, в котором он был вынужден вертеться, внезапно остановилось. В конце 1638 года скончался Франсуа Жозеф Ле Клерк дю Трамбле – потенциальный преемник Ришелье. В ноябре 1639 года Джулио был официально приглашен во Францию. Он оставлял в Риме родителей, с которыми ему уже не суждено было увидеться, и внезапно овдовевшую сестру Маргариту с двумя маленькими дочерьми – Лаурой и Анной-Марией. Испания отказала ему в паспорте, и он вынужден был отплыть на хорошо вооруженном французском судне из Чивиттавеккьи в Марсель. 5 января 1640 года Жюль Мазарен прибыл в Париж.
bigbeast_kd: (Джо Блэк!)
Разумеется, Мазарини с его жутким почерком не собирались нагружать канцелярской работой. Эта должность позволяла ему потихоньку присматриваться к тайным пружинам папской дипломатии. Джанфранческо, видимо, надеялся обратить Джулио в церковнослужители – он добыл ему место каноника с пенсией. Но молодой двадцатипятилетний модник с распущенными локонами, завитыми вверх усами и бородкой клинышком вовсе не собирался смирять свою плоть. Зато в сфере дипломатии он полностью оправдал надежды патрона. Уезжая в Рим, Сакетти передал в 1629 году Мазарини полномочия вести переговоры с командующими испанской и французской армиями, а также Савойей.

Не зная контекста, поручение может показаться мелким и рутинным. Но как раз в это время между Испанией и Францией вспыхнула война за Мантую. То есть, на самом деле Мазарини поручили отстаивать интересы Церкви на театре военных действий между сильнейшими католическими державами. В конце 1629 года скромный дворянчик без титулов и денег впервые встречается с самим королем Франции в Лионе. В завуалированной форме Луи попросил довести до папы, что пора бы сменить политику на профранцузскую. А 29 января 1630 года там же, в Лионе, состоялось самое главное в судьбе Мазарини знакомство. По дороге в Италию, к театру боевых действий, здесь остановился кардинал Ришелье.

С точки зрения Первого Министра, римлянин был шпионом, и не заслуживал большего, чем протокольный прием на десяток минут, вместе с послом Венеции. Но наш герой ухитрился удерживать внимание кардинала в течение целых двух часов. Это при том, что само его предложение о перемирии было для Ришелье абсолютно неприемлемым. От слова «совсем». Более того, Мазарини и не подумал удрученно удалиться восвояси. С января по май он шел следом за французами и настырно атаковал их просьбами заключить перемирие. Эта настойчивость вскоре окупила себя. Застрявший в Мантуе Первый Министр начал получать тревожные вести из Парижа, о том, что знать начала очередной подкоп под него. Теперь перемирие становилось не досадной помехой, а шансом успеть справиться с делом. Ришелье начал интересоваться, когда же возвратится Мазарини.

2 августа 1630 года тот явился на аудиенцию. Сначала Ришелье продемонстрировал свой фирменный приступ бешенства, но, увидев, что итальянец не испугался, принес извинения и попросил его продолжать переговорный процесс.

На самом деле Ришелье сделал ход конем. Пока Мазарини продолжал гнуть свою линию и уговаривать командующих армиями, французский агент прибыл на рейхстаг в Регенсбурге, где без особого труда и добился заключения выгодного для Франции мирного договора. Другой бы пришел в отчаяние, но наш ловкач даже свое поражение обратил в победу. 26 октября пришло известие о мирном договоре. Мазарине тут же добился от испанцев снятия осады и помчался на полном скаку к французам, крича «Мир! Мир!». После короткой прочувствованной речи французы и испанцы начали обниматься. Ришелье оценил, с каким искусством Мазарини сделал себя чуть ли не главным миротворцем. Он послал ему поздравления и приказал разместить в газетах гравюру с всадником, размахивающим пергаментом. Так началась эпопея по привлечению Мазарини в Париж.

Первый визит в город, с которым его свяжет судьба, Джулио предпринял уже в январе 1631 года. Успешно справившийся с происками врагов Ришелье отказался ратифицировать мирный договор, и задачей Мазарини было прозондировать почву и поработать в направлении нового мирного договора. Миссия длилась три месяца, в течение которых министры Франции усердно облизывали со всех сторон этого странного итальяшку без определенного рода занятий. Их начальник уже начал просить лично у Урбана VIII назначить Мазарини папским нунцием в Париже и отдал приказ французскому послу в Риме всячески работать над этим назначением. То есть, ставить на Мазарини по-крупному Ришелье начал еще за десять лет до операции «Преемник».

Profile

bigbeast_kd: (Default)
bigbeast_kd

December 2017

S M T W T F S
     12
345 6789
10111213141516
17 1819 20 212223
24252627282930
31      

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jul. 8th, 2025 01:46 am
Powered by Dreamwidth Studios